На склоне жизни хочу покаяться перед любимой женщиной, которой уже нет на этом свете.
Познакомился я с ней, когда мне было 27 лет. Она так меня заинтересовала, что ее образ преследовал постоянно. Это была простая женщина примерно моего возраста, родом из далекой сельской глубинки Горьковской области. Среднего роста, со светлыми густыми волосами, чуть вздернутым носиком и большой веснушкой на верхней губе. Звали ее Клава.
Клавдия окончила в Березниках фабрично-заводское училище на штукатура-маляра и работала в тресте № 1 жилстроя в районе кафе «Вечернее». Бригада Клавы всегда обедала там. Это я узнал позднее.
Однажды я заказал обед из нескольких блюд и два стакана чая. В обеденный перерыв пришла Клава с подругами. Я обратился к ней: «Клава, я для вас заказал обед. Идите за этот столик». Она после короткого колебания согласилась, поблагодарила меня, а я спросил разрешения проводить ее до дома. И вот мы первый раз идем с ней рядом и о чем-то оживленно беседуем.
Жила Клавочка на «Абрамовской горке», в коммунальной 15-метровой комнате с печным отоплением, где стояли железная койка, стол, две табуретки и диван. Я узнал, что у любимой была неудачная любовь. И они расстались. Клавдия воспитывала дочь Галю, примерно 3 лет, ходившую детсад рядом с домом. Я обратил внимание, что они похожи друг на друга, будто два близнеца. Только разного возраста. В тот момент я понял, что мне всей душей хочется быть с ними рядом. Клава помнила клятву любви предавшего мужчины и боялась повторить эту ошибку еще раз. Все это я узнал из ее рассказов, поэтому не настаивал на скоропалительном решении.
После долгих встреч я уговорил любимую, что буду ночевать вместе с ними; она с дочерью на койке, а я на диване. С Клавой я познакомился в мой день рождения, 15 июня, и только в ноябре стал членом этой семьи. Помню, только подхожу к дому, а из песочницы бежит меня встречать Галя и громко кричит: «Папка идет!» Около дома мужички играют в домино и с любопытством смотрят на меня: «Что за папка появился у Гали?» В первое время мне как-то было не привычно слышать это. Пусть будет так, хотя эту девочку никто не учил меня так называть. Значит, своим поведением я заслужил это почетное звание.
Работал я в ту пору на анилино-красочном заводе (Бератон). Заведовал складами гражданской обороны. Заработок меня не устраивал, поскольку я стал семейным. Перевелся в цех аппаратчиком, где в производство шел спирт. А жизнь семейная тем временем была прекрасной. Мы привыкли и полюбили друг друга. Жили счастливо и дружно.
В цехе стал изредка употреблять спирт, и был не одинок в этом. Дома Клава не одобряла мою тягу к спирту, появились мелкие конфликты. Я извинялся, заверял, что брошу эту пагубную привычку, хотя у меня не было такого желания. Но все равно пристрастие к алкоголю продолжалось.
Я понимал, что терпение жены не бесконечно. У нас все чаще стали возникать конфликты, но я знал, что Клава любит меня и у нее единственное желание, чтоб я был трезв. Если бы Клава не любила меня, она могла бы легко расстаться со мной: жилплощадь ее, так как мы не зарегистрированы. Но она надеялась, что сможет меня перевоспитать, и заживем мы опять дружно и счастливо.
Сегодня мне 80 лет. Четыре года совсем не употребляю алкоголь. Понял, что можно жить счастливо и достойно, радоваться каждому дню. Я здоров и независим от этой вредной привычки, которая сделала меня одиноким почти на всю прожитую жизнь. Алкоголизм – это болезнь, признанная врачами, они, кстати, и избавили меня от этих мук навсегда.
Когда встречаю друзей или знакомых выпившими, то не испытываю желания с ними беседовать. Чтобы не огорчать их, отговариваюсь, что болит зуб или гости ждут и так далее. Стараюсь избавиться от неприятных контактов.
С годами я понял, что еще сильнее люблю свою Клаву и каюсь, какие она перетерпела боли за мою десятилетнюю страсть к алкоголю. Более десяти лет жил одиноко, надеясь вернуть свою любовь, умолял забыть плохое прошлое, но всегда слышал ответ – «нет». Сейчас себя осуждаю за то, что просил прощения у любимой женщины, а сам продолжал пить. Теперь понимаю, сколько принес ей страданий. Клавино терпение ко мне в то время заслуживает не только восхищения ее доброй душой, она достойна даже награды. Жаль, что мои раскаяния пришли слишком поздно.
Когда бываю на кладбище, останавливаюсь около могилки моей любимой и долго, долго говорю с ней. Прошу прощения за все страдания: «У меня нет больше тяги к спиртному, я выполнил твою просьбу быть трезвым».
Я верю в загробную жизнь и знаю, что Клава слышит меня и, возможно, простит: «Лежит тут, милая моя, под крестом ее могилка, а на кресте любовь моя…»
Владимир ТРЕТЬЯКОВ