С 17 по 21 мая в Усолье на Строгановском острове пройдет Всероссийская конференция с участием ярких представителей из пятнадцати регионов нашей страны – Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Перми, Оренбурга, Челябинска… Ученые с мировыми именами, географы, исследователи, путешественники, литераторы примут участие в обсуждении темы «Человек в ландшафте». Главный вдохновитель этого форума, ученый-географ, автор более 300 научных и публицистических работ, кандидат географических наук, старший научный сотрудник Института географии РАН Владимир Каганский. Накануне конференции я взяла интервью у Владимира Леопольдовича.
– Как влияет природная окружающая среда на мировоззрение человека и его ценности?
– Ландшафт во многом определяет поведение человека. Благодаря взаимодействию с ландшафтом поведение может становиться более осмысленным. В нормальной жизни человек пытается украсить или, по крайней мере, сохранить ландшафт. Если человек попадает в разрушенный ландшафт, где все искорежено, завалено мусором, то это дает ему невольную санкцию на продолжение разрушения. Очень важно, чтобы благодаря учителям и воспитателям ребенок попадал в красивый, полноценный ландшафт. Знания усваиваются позже, а ценности, представления – довольно рано, примерно лет с трех. Самым первым образованием должно стать краеведческое. Человек должен полноценно осваивать свое родное место.
– Как ландшафтные и географические особенности регионов сказываются на целостном пространстве России?
– Страна – это большое семейство полноценных мест. И, если в ткани ландшафта возникают прорехи, то они сильно влияют на эстетические, культурные и функциональные особенности этого семейства. Так, если поджечь ковер и выгорит небольшое место, то целостность его уже будет нарушена. Но надо отличать страну и просто большое пространство. Большое пространство – это просто рой отдельных точек. Страну многие обычные люди и даже профессионалы воспринимают именно как рой отдельных точек на безразличном или даже враждебном фоне. Таким образом, даже самые яркие места, но не взаимодействующие друг с другом, не способны сложиться в единый рисунок, в единую форму.
– Насколько актуально определение границ внутри России?
– Современное самоопределение пространств и даже мест и всей государственной территории в целом базируется на том, что фиксируются границы и центры, каждые территории стремятся объявить себя второй, третьей столицей России. Она не может себя мыслить просто полноценным краем. В частности, Пермский край абсолютно полноценная провинция. Я отличаю провинцию от периферии. В самоопределении большую роль играют границы, в частности, в самоопределении Урала. По наблюдениям моих путешествий и многим иным источникам, важную роль здесь играет концепт границ Европы и Азии. Это в научном смысле фиктивное самоопределение, потому что граница Европы и Азии, во всяком случае, культурная, проходит явно западнее; в природном же отношении Урал – это целостный природный район, страна. А, в общем, Урал – самостоятельный и полноценный край с ярким и специфичным, и природным, и культурным ландшафтом.
Я полагаю, что фиксация ядер, сгустков ландшафтного смысла гораздо важнее, чем точное проведение границ. И в этом смысле любой территории, любого размера и России в целом важно определять себя особым пространством. Урал мыслит себя как край, рассеченный границей Европы и Азии, или даже «нанизанный» на эту – фиктивную! – ось. Много памятников, фотографий по этому поводу, целая мифология. Но, в тоже время, во всей северной Евразии Урал играет роль скрепы, связки трех огромных макрорегионов – Европейской России, Сибири и Казахстана. И вот такая роль никак не осмысливается и не обыгрывается, не используется. И даже стандартная метафора, которая еще была в дореволюционной России, что Екатеринбург – российский Чикаго, на границе между освоенными и не освоенными территориями, важный центр освоения, перевалочный узел, даже это практически не используется.
Любая территория, особенно большое полноценное место, должна самоопределяться как особая часть, особый край. Не вторая, не третья столица – а особая, специфичная часть целого, его орган. Тот же Пермский край. И у Камского Прикамья это вполне адекватная характеристика. И тот же Екатеринбург не вторая столица, а центр особой части России. Не какая-то мифическая вторая столица на мифической границе «Европа — Азия», а особая часть, имеющая профессиональное, качественное, смысловое самоопределение. И у Прикамья есть все ресурсы такого самоопределения. Но вот, скажем, у Тюменских округов такого еще нет. Это не полноценные места жизни обитания, а места, где производятся нефтегазовые ресурсы – периферия. Урал не является колонией, а север является, и он используется лишь для решения сугубо внешних конкретных задач.
– На Ваш взгляд, как выстраивается социально-экономическая, культурная иерархия в городах-музеях, и каково их влияние на целостное развитие территории?
– Если мы считаем, что территория должна жить осмысленно, то в средних и малых, исторических городах музеи играют роль фокусов местного культурного самосознания. И своими коллекциями, и, что существенней, своей краеведческой общественностью, которая в музее формируется. Я бы даже сказал, что в таких городах, как Усолье, музей «Палаты Строгановых», играет роль университета. Не в смысле высоких образований, а в смысле самополагания, самоопределения, местной идентичности, котлом варки ценностного бульона, который предлагается местным жителям и всем. Это относится и к Чердыни. Она оставила у меня сильное впечатление. Борис Борисович Родоман, мой неформальный учитель и старший коллега, сказал, что у Чердыни самое красивое в России заречье –вид с высокого берега. Он всю жизнь занимается и эстетикой ландшафта. И действительно, на 25 километров видно Полюдов камень. Великолепный контраст левого и правого берега, как положено, где правый берег высокий. У вас пространство культурное достаточно насыщенное, но таких фокусов на территории края не больше десяти.
– Как систематизирует ландшафт географ-ученый?
– Для географа, эколога, археолога (а география и археология близки и пересекаются) в отличие от историка, для которого значим линейный поток текстов, важны вещи, телесность. Ландшафтная оболочка земли разделяется на разные слои. В природном отношении почва, атмосфера, растительный, животный мир сверху вниз. Для культурного ландшафта эти слои не упорядочены физически, но упорядочены по смыслу. Есть природная основа, землепользование, селитебный слой, экономический, историко-культурный слой etc. Поднимаемся выше, вплоть до символики территории, ее брендов. Хотя работа с брендами сегодня сплошное мошенничество, потому как очень претенциозны и мало отражают специфику территории. Они должны отражать специфику места прежде всего. Другими словами, ландшафт – это многослойный пирог, который разделен на дольки. Вот эти дольки – отдельные ландшафты, отдельные места. Своего рода матрица. А если учитывается время, то трехмерная модель. Хотя, я не уверен, что отражаю мнение своих коллег. Только свое.
– Ландшафт выпал из культуры. Его специфика не позиционируется. Нет указателей в городах, краях на значимые места. Хотя индустрия туристская начинает что-то делать, но явно недостаточно.
– Мы уже говорили, что пространство – это рой отдельных точек, а для ландшафта важна связность. И население, которое живет в рое отдельных точек, проявляет пространственную невменяемость. Я думаю, что не только пространственную. Проницательные культурологи, социологи уже отмечают, что у нас в стране нет общества как связной совокупности групп, имеющих общие ценности и институты. Потому как именно группы ведут себя в пространстве видно, что они целостности не образуют. Возьмем очень знакомое мне Подмосковье. Каждая группа ведет себя как в пустом колонизуемом пространстве. Вначале оно было колонизовано промышленностью, которое для столичного региона никогда и негде не было характерно. Столица – это смысловой центр, а не промышленный. Потом, когда началась раздача дач, дачники начали захватывать пространство, не считаясь ни с местным населением, ни с походными туристами. Я хорошо помню то время, когда в выходные дни в Подмосковье выезжало до двух миллионов туристов. Потом пошли коттеджники, которые ведут себя еще более агрессивно, не беря в расчет ничьи интересы. Каждая группа ведет себя как хозяин своего локального пространства. Но общество это сложное сочетание интересов разных групп, когда достигается консенсус и компромисс. Здесь никакого компромисса не достигается. Проявление пространственной невменяемости в точном смысле слова.
Когда я был в Миассе Челябинской области, где, кстати, находится изумительный краеведческий музей в аутентичном старинном здании, пора-зился вот чему. Рядом с городом расположен Ильменский заповедник, в котором представлена половина минералов всего мира. И нигде во всем городе нет ни одного указателя, где он находится. Человеку, приехавшему в Миасс, не узнать о том, что здесь есть такой важности объект. Одно полушарие Земли со всеми минералами равняется одному этому небольшому заповеднику. И музей в заповеднике с самой прекрасной и большой коллекцией минералов, в том числе и техногенных минералов, которые возникли в результате деятельности человека. Причем, в музее плохо знали заповедник. И это маленький город, тогда что говорить о большом?
Точно также, как в Перми, нигде не указано, не показано, что именно здесь впервые в мире была открыта Пермская геологическая система. Если Пермь присутствует на мировой культурной карте, в конце концов, не потому, что там бывал Пастернак или живет Абашев. А потому, что в Перми была открыта великая геологическая эпоха, которую знают практически все люди, получающие образование во всех культурных регионах мира. Но в бренде Перми ни слова об этом, ни звука. В то время, при разумной постановке вопроса, Пермь бы ожидал мировой колоссальный туристский бум. Он был бы специфический, геологический, географический – ну и хорошо…
Символическая ценность ландшафта совершенно не акцентирована. Что мешает? Вот то самое состояние пространственной невменяемости. Непонимание того, что ландшафт является могучим ресурсом. Куда более могучим, чем он являлся во времена производящей экономики и сельского хозяйства.
– Может, многое не видно долго живущему в одном месте оттого, что глаз замыливается…
– Во-первых, это зависит от размера личности. Достаточно у крупных личностей взгляд не замыливается. Я бы сказал так, что к ландшафту можно относиться как к неотрефлектированной ценности, просто жить в этом. И фиксировать только его нарушения. Традиционная крестьянская культура именно такова. В ней не было выраженного любования ландшафтом, но соблюдались эстетические и культурные каноны. Пространство было культурно освоено, независимо от богатства и плотности населения. Вот эта ситуация и картина разрушилась, а ландшафт, как ценность, стал очень профанирован в туризме и рекламе. В рекламе кусочек ландшафта есть очень часто, но присутствует как ценность очень незначительно. Такая вот переходная эпоха. По старому жить разучились, по-новому не научились. И, как всегда, в России такие промежуточные эпохи особенно разрушительны. Когда старое сметается, а новое не выстраивается. Возникает пустота, которая заполняется таким колониальным поведением различных групп по отношению друг к другу. Я сейчас заканчиваю книгу «Путешествие теоретика», там будет специальный раздел «Все как везде». Такой парадокс, что в самых разных частях России идут совершенно одинаковые процессы.
– Почему произошло погружение в прагматические ценности?
– Вы понимаете, в чем дело. Прагматические ценности по смыслу гуманитарные. И здесь данная прагматическая установка может быть позитивно связана с ландшафтом. Например, на Западе после того, как материальные проблемы для большей части населения были решены полностью, стали развиваться виды деятельности, связанные с ландшафтом. Престиж не только в том, чтобы есть здоровую пищу, но и жить в красивых местах. Фактор престижа и красоты земельного участка становится фактором влияния на цену. В России это приобрело религиозно экзальтированную форму. В городах, где есть старинные монастыри, цена становится выше, когда открывается вид на монастырь. В том числе и цена земли, и жилища.
Вот эти ценности прагматические или гуманитарные? По-моему, и то, и другое. Хотя, конечно, уходящая эпоха с ее культом экономического благополучия была смещена в сторону пользы. Был такой римский архитектор Витрувий, который рассматривает в своем трактате архитектуру в трех координатах – польза, прочность, красота. В экономической эпохе последних веков на первое место выходила польза. В средневековье на первое – прочность и красота. Чем себя объявит постмодерн эпоха – время покажет.
– Человек в ландшафте, кто он? Творец, созерцатель, разрушитель…
– Я составил очень длинный перечень ролей человека в ландшафте для конференции. Можно выделять в ландшафте пассивные компоненты и активные. Горная порода – это пассивный компонент, атмосфера – активный. Человек в ландшафте – активный компонент. Скажем, в экологии есть представление о видах-доминантах, которые преобразуют под себя участки ландшафта. Классический вид-доминат – речной бобр. Бобр под себя строит ландшафт, меняет водонасыщенность. Активным доминантом ранее был мамонт, он за счет активного питания травами изменял состав растительности. Человек является владельцем как в мифическом смысле, помните, человек – царь природы, так и в юридическом. Все участники конференции также компоненты ландшафта и, надеюсь, презентируют свои подходы и роли в ландшафте. Творцы, созерцатели, исследователи, путешественники. Очень известный Игорь Сид, один из создателей европейской геопоэтики, поэт и путешественник.
Почти всегда человек как компонент ландшафта должен уживаться с другими компонентами, хотя все труднее ему это удается.
Человек пользуется ландшафтом. Человек является творцом. Пример – Петр, который стал перестраивать ландшафт по голландским образцам. Показал, что можно строить наперекор природе, как построили Невский. И многие города севера России носят тоже отпечаток такой петровской регуляции. Поколения тех, кто выступал творцом, – Архангельское в Москве, у вас Строгановы. Строго говоря, творец – это миротворец, который преобразует ландшафт в пользу человека без вреда природе. Ландшафт – эстетически реабилитационная среда. Число ролей человека в ландшафте, если их классифицировать, может достигнуть сотни.
– На конференцию приедут известные ученые, путешественники, исследователи. Пожалуй, мало какой форум может похвастаться таким соцветием имен, какие соберутся в мае на пермской земле, в Усолье, в «Палатах Строгановых»…
– Очень приятно, что на сегодня все подтвердили свое участие в конференции. Конечно, потому что заявлена важная интересная тема. Но не только – еще и потому, что очень важно, чтобы тема конференции соответствовала месту, где ее проводят. Конференцию «Человек в ландшафте» нужно проводить в таком месте, где все роли человека в ландшафте активно воплощены, как у вас здесь, начиная со времен Строгановых. Тема и ландшафт должны быть конгениальны. Семинар по пустыне нельзя проводить в Антарктиде. Это просто великолепно, что ученые такого уровня из Москвы и Санкт-Петербурга, как Борис Борисович Родоман и Сергей Сергеевич Чебанов, примут непосредственное участие в работе конференции. Пермская земля соберет их всех вместе. Очень важна была и счастливая случайность – знакомство с Анастасией Фирсовой и Стасом Хоробрых, сразу поддержавшим идею конференции!
В Перми существует то, что я называю Пермской школой Владимира Абашева на стыке культурологии, филологии, краеведения… Его ученики и последователи начали ее систематизировать, уже входя в контакт с теоретической географией, где ландшафт не только комплекс видений и символов.
Замечательное место у вас есть – стрелка – место впадения реки Чусовая в Каму; кстати, путеводители и сайты об этом молчат – всячески рекомендую. В России не более десятка таких мест.
Елена КОНОСОВА