Пока мы живы, жива и память об отце

Моего отца звали Собакин Василий Александрович. Он родился в п. Дедюхино. Там же прошло и его детство.
В связи с пуском КамГЭС поселок попадал в зону затопления водами Камского моря, поэтому все дома подлежали переносу в Усолье или Березники. Таким образом, на одной улице оказались дома моих будущих родителей – дом отца, перенесенный из Дедюхино, и дом мамы, перенесенный из Ларьково, старой части г. Усолье.
У папы были очень жидкие волосы и вихор. Мама иногда шутила, что у него всего три волосинки, а вихор – так это его корова лизнула. Такой же вихор передался и мне, был у тети Сони Гаус, сестры отца, и его племянника Сергея Шишкина. Вот что значит наследственность! Отец старался всегда держать свои волосы в порядке. Для этого ходил в парикмахерскую и возвращался оттуда всегда постриженным и наодеколоненным.

Папа работал на содовом заводе в цехе № 16. Это был очень вредный цех. Еще с нашего берега мы легко узнавали трубу этого цеха, из которой шел густой серо-черный дым. Очень часто в целях подработки после смены он оставался грузить вагоны. От ношения тяжелых мешков одно плечо его было ниже другого. Тем, кто работал во вредном цехе, давали талоны на питание. Но папа редко ходил в столовую. Как правило, покушать он брал с собой из дома, а талоны отоваривал в конце месяца на сливочное масло, бывшее в те годы в дефиците.
Если папа находился дома, он всегда был чем-то занят. Зимой подшивал валенки, колол домашний скот у знакомых. Летом ходил на так называемые «шабашки»: вместе с дядей Ваней Гаус рубил срубы на бани и хлевы для скотины, ремонтировал крыши домов, строил сараи. Да и просто хватало разной сезонной домашней работы: сено заготовить, сходить за вениками, травы накосить поросятам, крапивы нарубить, дрова наколоть, почистить в хлеву, съездить за опилом на мебельную фабрику.

Помню, как всей семьей за совхозом готовили дрова. Позднее в этом месте прошла новая дорога. А чаще он весной на Каме ловил дрова. Это были бревна, которые остались от молевого сплава и во время ледохода или сразу после него, по большой воде, шли с верховьев Камы. Тогда он брал с собой меня и мою старшую сестру Таню, и мы пилили их на чурки, дергая пилу друг к другу. При этом он следил, чтобы мы делали это правильно, держали пилу ровно, и ворчал на нас, если мы тупили зубья пилы.
Многое по хозяйству он делал своими руками. У него были самодельные корыта, в которых рубил сечкой капусту с салом на пироги или мясо на фарш. Фарш получался очень нежный из мяса домашних поросят. Потом сырой фарш мазал на хлеб.

Он редко ходил пешком, всегда ездил на велосипеде, который собирал сам из старых, выброшенных на свалку. Отремонтирует, собрав буквально по частям. Обязательно на раму сделает сиденье, чтобы возить маленьких детей, а потом и внуков. Несколько раз у него воровали велосипеды, один раз – у почты, другой раз – у больницы. Ремонтировал и собирал папа и швейные машины.
Папа был и хорошим сапожником. Сколько пар обуви отремонтировал за свою жизнь – и не сосчитать! А валенки – это отдельная его песня. Так как он умел подшивать валенки – сейчас таких мастеров уже не найти. Валенки – была самая распространенная у нас зимняя обувь. Позднее, когда мы уже учились в школе, стали продавать в магазинах суконные бурки и кожаные сапоги.
У нас все валенки были подшиты, и делал это никто иной, как мой отец. Он подшивал очень качественно, и начинал свое занятие поздней осенью, когда отходили все огородные заботы.
У него была специальная коробка на завязках, в которой лежали шила разного размера, дратва, кусок смолы, специальные самодельные заостренные ножи, кожа для заплаток, бумажные лекала. Помню, как надев длинный фартук, он в прихожей натирал дратву, как кроил подошву, пришивал задники и заплатки из кожи, делал на подошве каблуки.
Каждую зиму у него было не счесть заказов. Надо было подшить валенки своей многочисленной семье и родственникам. Валенки приносили подшить мамины коллеги, друзья родителей, позднее и наши друзья.

Помню, как готовые подшитые валенки для придания им товарного вида, он натирал черной копиркой, как называли копировальную бумагу. Мама работала машинисткой и часто использованную от печатания копирку не выбрасывала, а приносила домой, и отец тут же пускал ее в дело.
Удивительно, как ему удавалось большими, крепкими мужскими руками подшивать маленькие детские валеночки. Сохранились дома валенки, которые отец подшивал своей первой внучке, моей старшей дочери Жене. Эти валенки держали зимой в тепле не только ноги моих четырех дочек, но и ножки правнука Василька, названного в честь своего прадедушки.
Я не помню, чтобы он читал книги. Но запомнилось, что он часто цитировал рассказ А. П. Чехова «Ванька Жуков». А выражение «на деревню дедушке» он употреблял очень часто, чем ставил нас, еще маленьких, просто в тупик!

Его очень не любили собаки, которые жили у бабы Оли Собакиной. Они были небольшие, но лаяли очень громко. Гремели, как настоящие консервные банки. Дядя Ваня Гаус рассказывал, что собаки не любили отца потому, что он пьяный мог на них помочиться. Выпить очень любил. После этого он не мог сразу уснуть, и начинал петь разные песни. А еще он любил говорить всякие присказки. Из его репертуара: «У деревни Заразилы баба ногу занозила» или «Сухо в роте» (это когда требовалось еще выпить).
Как-то к нему на день рождения приехали гости из Соликамска – мамина сестра Валентина с мужем. Это был выходной день, суббота, но у отца была вечерняя смена. Посидев за обедом с гостями и выпив вместе с ними, он пошел на работу. Кама уже застыла, и через нее ходили пешком. Когда спускался с горы, отец поскользнулся на лестнице и, хромая, ушел на работу. Ночью приходит с работы и говорит:
– Мария, я, кажется, ногу сломал.
Это он, со сломанной ногой, перешел Каму, отстоял смену и пришел обратно домой. Помню, как возили его с гипсовой ногой на санках к бабушке в баню.
Однажды отец изрядно напился на моем дне рождения, так что не смог уйти домой. Тогда он носил уже зубные протезы. Перед тем как заснуть, он достал зубы и убрал их во внутренний карман пиджака. Когда проспался, ушел домой. На следующий день пришел к нам и стал искать зубы. Все переискали, отодвинули диван, на полу посмотрели, во дворе – нигде нет! Расстроился, ведь придется снова заказывать новый протез, а это какая волокита!
А ночью выпал снег и утром, перед выборами, по ул. 8 Марта проехал трактор. Папка пошел от нас домой и видит: сбоку на обочине лежат его зубы, целые и невредимые. Как после этого не верить в чудеса! Видимо, протез не попал в карман, а когда отец пошел домой, они выпали у него из-под пиджака.
Часто рассказывал о Старом городе, о вывеске на парикмахерской «Стригем и бреем. Козлов и Баранов». Козлов и Баранов – фамилии владельцев парикмахерской или парикмахеров, теперь уже не у кого уточнить. Но воспринималась вывеска с юмором, что стригут и бреют козлов и баранов.
Он очень любил своих внучат. Для них у него всегда в кармане были припасены конфеты. Помню, как он маленьким детям старался дать соленый огурец или хвост от селедки. При этом еще жалел их, видя, как я им готовлю овощное пюре или кашу:
– Что ты их преснятиной кормишь! Дай им солененького!
Когда мы уже жили в Усолье, он каждую пятницу приезжал к нам на велосипеде, сажал старших внучек на велосипед – одну спереди, на раму, другую сзади – на багажник, и увозил на выходные. Вместе с мамой они использовали каждую возможность облегчить мне уход за маленькими детьми.

Конечно же, он всегда уставал. Поэтому стоило ему только сесть на стул или лечь на диван, он уже через пару минут начинал похрапывать. Его привычка быстро засыпать передалась и мне.
Время идет, в этом году, 9 ноября уже 25 лет как с нами нет папы. Уже выросли внуки, с которыми так трепетно водился дедушка. Не пройдет и дня, чтобы мы не вспомнили его, то присказкой, то какой-то практической мудростью, которой он делился, не имея своих сыновей, уже со своим зятем. Нет-нет, да кто-нибудь из маминых друзей вспомнит, как на памятном обеде на 40 дней каждый из мужчин получил на память по столовой ложке. А самая лучшая память об отце – это его дети. Ведь каждый раз, называя нас по отчеству, невольно вспоминают и нашего отца, скромного труженика Василия Александровича Собакина, благодаря которому мы появились на свет.
Не в наших силах остановить время, но пока живы мы, жива и память о нашем отце.