«…Твой стих, как божий дух носился над толпой,
И отзыв мыслей благородных,
Звучал как колокол на башне вечевой
Во дни торжеств и бед народных…»
Сегодня, но еще с большой силой, приковано внимание общества к гениальному творчеству Михаила Юрьевича Лермонтова. Гений его всеобъемлющ и многосторонен настолько, что каждый заново открывает для себя Лермонтова, и эти открытия будут продолжаться вновь и вновь.
Лермонтов – то явление в поэзии, которое принято называть чудом. Он стоит наряду с Пушкиным, как один из величайших лириков мира, на 27-м году жизни павший на Кавказе на дуэли.
С того дня, когда Лермонтов, подхватив знамя русской поэзии, выпадавшее из рук убитого Пушкина, встал на его место, обращаясь не только к своему современнику, но и будущим поколениям, поднимая перед всеми «вопрос о судьбе и правах человеческой личности» и отвечая на него всем своим творчеством.
Лермонтов – ближайший наследник и восприемник Пушкина, как и он, получил Божий дар различать «в шуме и звоне» жизни то, что не дано, не доступно слуху обыкновенного человека.
Штрихи к портрету
Всматриваясь в изображения Лермонтова, мы понимаем, что художники старательно пытались передать выражение глаз. И чувствуем, что взгляд не уловлен. При этом – портреты все разные. Если пушкинские как бы дополняют друг друга, то лермонтовские один другому противоречат. И, пожалуй, наиболее убедительными из портретов Лермонтова являются беглый рисунок Д. П. Палена (Лермонтов в профиль, в смятой фуражке) и акварельный автопортрет: Лермонтов на фоне Кавказских гор, в бурке, с кинжалом на поясе, с огромными печально-взволнованными глазами.
Два этих портрета представляются похожими более других потому, что они внутренне чем-то сходны между собой и при этом гармонируют с поэзией Лермонтова. Дело, видимо, не в портретистах, а в неуловимых чертах поэта. Они ускользали не только от кисти художников, но и от описаний мемуаристов. И решительно все стремятся передать непостижимую силу взгляда: «огненные глаза», «черные как уголь». По одним воспоминаниям, глаза Лермонтова «сверкали мрачным огнем», другой мемуарист запомнил его с «пламенными, но очень грустными по выражению глазами», смотревшими на него «приветливо, с душевной теплотой». Последние строки взяты из воспоминаний художника М. Е. Меликова, который особое внимание уделил в своем описании взгляду Лермонтова.
«Он обладал большими карими глазами, сила обаяния которых до сих пор остается для меня загадкой. Глаза эти, умные, с черными ресницами, делавшими их еще глубже, производили чарующее впечатление на того, кто бывал симпатичен Лермонтову. Во время вспышек гнева они были ужасны. Я никогда не в состоянии был написать портрет Лермонтова… и, по-моему, один только К. П. Брюллов совладал бы с такой задачей, так как он писал не портреты, а взгляды…»
Лермонтов терпеть не мог рисоваться и, как пишет один из его современников, имевший случай беседовать с людьми, хорошо его знавшими, был истинно предан малому числу своих друзей, и в обращении с ними полон деликатности и юношеской горячности. «Оттого-то до сих пор в отдаленных краях России вы еще встретите людей, которые говорят о нем со слезами на глазах и хранят вещи ему принадлежавшие, более чем драгоценность».
Эти строки, взятые из журнальной статьи писателя А. В. Дружинина, высоко ценившего поэзию Лермонтова. Побывав на Кавказе, когда там еще была свежа память о нем, Дружинин близко узнал одного из друзей и сослуживцев поэта – Руфина Дорохова. Тот много рассказывал о Лермонтове. И кроме беглых впечатлений, изложенных на страницах журнала, Дружинин написал в 1860 году на основе этих рассказов большую статью о поэзии Лермонтова, о его характере и судьбе.
В свое время эта статья осталась ненапечатанной и была обнаружена лишь столетие спустя. Она хотя и опубликована в 1959 г. в «Литературном наследстве» (публикация Э. Г. Герштейн), но мало, кому известна. А между тем мы находим в ней разъяснение многих черт личности Лермонтова и загадок его судьбы.
Статья эта проливает некоторый свет на непостижимый творческий подвиг Лермонтова, за четыре с небольшим года после гибели Пушкина, создавшего величайшие творения романтической поэзии, – «Демона», «Мцыри», эпическую «Песню про царя Ивана Васильевича…», полную тонкой иронии по отношению к себе и романтическому направлению в литературе, поэму, названною им «Сказкою для детей», и гениальный роман «Герой нашего времени», знаменовавший начало русской психологической прозы, сборник стихов, означавший целый период в истории русской лирики, и другой поэтический сборник, которого в печати увидеть Лермонтову не довелось.
Не только гениальный поэтический дар, но и великая устремленность, могучая творческая воля, не пристанное пламенное горение помогли ему наполнить творчеством каждый миг его краткой жизни. Руфина Дорохова, как человека безудержной отваги и пылкого темперамента, удивляла в Лермонтове эта сила характера. Мир искусства, замечает Дружинин, был для него святыней и цитаделью, куда не давалось доступа ничему недостойному.
«Гордо, стыдливо и благородно совершил он свой краткий путь среди деятелей русской литературы», – говорится в этой статье, удивительной по обилию тонких и верных мыслей о поэзии Лермонтова и живых впечатлений, полученных от друга и очевидца, разделявшего с поэтом опасности в кровопролитных боях и лишения в долгих походах.
Чем усерднее вчитываемся мы в дошедшие до нас строки воспоминаний, тем больше убеждаемся, что Лермонтов действительно был разным и непохожим – среди беспощадного к нему света и в кругу задушевных друзей, на людях и в одиночестве, в сражении и в петербургской гостиной, в момент поэтического вдохновения и на гусарской пирушке. Одни воспоминания о нем надо читать, понимая буквально, а другие – угадывать в описаниях. И сколько вы не будете читать воспоминаний о Лермонтове, более чем о поэте, они будут говорить об отношении к нему мемуаристов.
Впрочем, есть книги, которые содержат самый достоверный лермонтовский портрет, самую глубокую и самую верную лермонтовскую характеристику. Это – его сочинения, в которых он отразился весь, каким он был в действительности и каким хотел быть!
Читая лирические стихи и бурные романтические поэмы, трагический «Маскарад» и одну из самых удивительных книг во всей мировой литературе – «Герой нашего времени», мы невольно вспоминаем, что сказал Пушкин о Байроне: «Он исповедался в своих стихах невольно, увлеченный восторгом поэзии».
Как всякий настоящий, а тем более великий поэт, Лермонтов исповедался в своей поэзии и, перелистывая томики его сочинений, мы можем прочесть историю его души и понять поэта как человека.
Не много было в мире поэтов, умевших передавать тончайшие душевные состояния, пластические образы и живой разговор посредством стиха и прозаической фразы, звучание которых составляет неизъяснимую прелесть, заключенную в музыкальности каждого слова и самой поэтической интонации.
Мало было в мире поэтов, чье слово было музыкально. Он был одарен удивительной музыкальностью – играл на скрипке, на фортепьяно, пел, сочинял музыку на собственные стихи. В последний год жизни положил на музыку свою «Казачью колыбельную песню». Были даже и ноты, но пропали.
Не много рождалось поэтов, которые бы так «слышали» мир и видели его так – динамично, объемно, красочно. В этом Лермонтову-поэту помогал его глаз художника.
Не только с натуры, но и на память он мог воспроизводить на полотне, бумаге архитектурные памятники, пейзажи, лица, кипение боя, скачки, преследование. И, обдумывая стихотворные строки, любил рисовать грозные профили и горячих коней. Если бы он профессионально занимался живописью, он мог бы стать также гениальным художником.
И. Л. Андронников, исследователь творчества Лермонтова, в своей работе пишет: «До нас дошло десять грузинских картин и рисунков Лермонтова. И на каждом из них – караульная башня или старинная крепость. Просто поражаешься, как верно почувствовал он характерную особенность грузинского пейзажа…» Рисунки и картины Лермонтова могут, как выясняется, служить иллюстрациями к текстам его поэм и стихотворений. Кроме того, они играли в его работе роль «записных книжек», помогали ему закрепить то, что необходимо ему было в дальнейшем воплощении поэтических замыслов.
Изображая в «Герое нашего времени» ночной Пятигорск, он сперва описывает то, что замечает в темноте глаз, а затем – слышит ухо: «Город спал, только в некоторых окнах мелькали огни. С трех сторон чернели гребни утесов, отрасли Машука, на вершине которого лежало зловещее облачко; месяц поднимался на востоке; вдали серебряной бахромой сверкали снеговые горы. Оклики часовых перемежались с шумом горячих ключей, спущенных на ночь. Порою звучный топот коня раздавался по улице, сопровождаемый скрипом нагайской арбы и зазывным татарским напевом».
Эти описания Лермонтова так пластичны, что становится понятным, почему современники называли его русским Гете: в изображении, одухотворении природы великий немецкий поэт считался непревзойденным. «На воздушном океане» – строки, не уступающие лирике Гете, Лермонтов написал в 24 года. При всем том он умел одухотворять, оживлять природу: утес, тучи, дубовый листок, пальма, сосна, дружные волны наделены у него человеческими страстями – им ведомы радости встреч, горечь разлук, и свободы, и одиночества, и глубокая, неутомимая грусть.
В юности, сочиняя романтические поэмы и драмы, он рисовал в своем воображении свободных и гордых героев, людей пылкого сердца, могучей воли, верных клятве, гибнущих за волю, родину, идею, верность самим себе. В окружающей жизни их не было. Его жизнь омрачала память о декабристском дне 1825 года и о судьбах лучших людей России. Состоянию общественной жизни отвечала его собственная трагическая судьба: ранняя смерть матери, трех лет он плакал на коленях у матери от песни, которую она певала ему. И в память о рано угасшей матери, и о песне он написал своего «Ангела».
Жизнь вдали от отца, которого ему было запрещено видеть, мучения неразделенной любви в ранней юности, а потом разлуки с Варварой Лопухиной, разобщенные судьбы, политические преследования и жизнь изгнанника в последние годы… Все это свершилось словно затем, чтобы усилить трагический характер его поэзии. Но при всем том он не стал мрачным отрицателем жизни. Он любил ее страстно, вдохновенной мыслью о родине, мечтой о свободе, стремлением к действию, к подвигу. И все, что им создано за тринадцать лет творчества, – это подвиг во имя свободы и родины.
Вот такой и был М. Ю. Лермонтов, всей своей могучей натурой он рвется к свету и добру, и в нем одном видит он спасение от душевных мук. Великая человечность Лермонтова, пластичность его образов, его способность «перевоплощаться» – в Максим Максимыча, Казбича, Азамата, Бэлу, княжну Мери, в Печорина, соединение простоты и возвышенности, естественности и оригинальности – свойства не только произведений Лермонтова, но и его самого. И через всю жизнь мы бережно проносим «из пламя и света рожденное слово!», Лермонтовское слово!
Трепетно мы храним в душе образ этого неземного человека – грустного, строгого, нежного, властного, скромного, смелого, благородного, мечтательного, насмешливого, застенчивого, наделенного могучими страстями и волей, беспощадным и проницательным умом. Поэта гениального и так рано погибшего. Бессмертного и навсегда молодого, оставившего после себя свет, который будет вечно светить и согревать людские души.
Галина СИЛАНТЬЕВА